Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]

— Вы уже в курсе, уважаемый, по какому поводу мы посетили ваш город. Официальная причина — стандартная ревизия из столицы. Это официальная версия, — я замолчал, ожидая, как отреагирует бородач

— Я так понимаю, господин стражник, что ваше начальство, наконец, заметило странности, творящиеся на каторге, и решили разобраться?

— Вы догадливы, господин мэр. Это одна из причин, по которой я и нахожусь сейчас в вашем кабинете. Ваш город отвечает за снабжение крепости, так же здесь отдыхает та часть стражи, смена которой еще не наступила, вы должны постоянно контактировать с их начальством. В чем заключаются странности? Может быть, отдыхающие стражники о чем-то говорят? И да, мы заметили некоторые несоответствия. Например, труп одного из стражников, найденный на полпути к столице от крепости. Стражник умер от истощения.

Гном откашлялся, разгладил бороду, и пробубнил:

— Вот оно что… Нет, настолько странных вещей мы здесь не замечали. Но что-то там определено происходит. Я в ваши дела стараюсь не мешаться, так что подробностей не знаю. Но вот ведет себя народ непонятно. Ничего криминального нет, просто болеть стали чаще. К аптекарю нашему зачастили. Раньше, как норму привезут из долины, так кабак только что по бревнышку не раскатывается, ходуном ходит. Теперь вон даже трактирщик жалуется — нет никого, прибыли нет. Или придут поодиночке, и давай молча напиваться. Да и соли из-за гор стало меньше приходить. В пределах нормы, это да, но меньше, чем раньше-то бывало. А у коменданта тамошнего, я выяснять уж извините, не стал. Не мое это дело, да и общаться со всякой высокородной сволочью… — Он растерянно замолчал, но потом, видимо, решив говорить откровенно, решительно откашлялся и продолжил: — Извините, что я так про высокородных, к вам это не относится, наверное. Да только с некоторыми спесивцами общаться — толку никакого, только как в дерьме, уж простите, искупаешься — и он, замолчал, поняв, что все-таки переборщил с откровенностью.

— Не смущайтесь, уважаемый Торин. Меня теперь и высокородным-то назвать нельзя, я официально изгнан из рода. Так что вы отчасти правы, — поощрительно улыбнулся я.

— О! Ну вот! — Он с облегчением вздохнул. Так, я и говорю, за последние два года коллеги ваши как пришибленные стали. Вы же знаете, у нас, если что по вашей части происходит, так мы к ним обращаемся. Так теперь, если что происходит, они с таким рвением за расследование берутся! Лишь бы в крепость не возвращаться. Тут недавно вампир заезжий был — псих какой-то, решил на разумных перейти, гурман. Так они его мало поймали, потом еще полмесяца допрашивали. Бедняга, прежде чем в психушку отправился, такого натерпелся, от их старательности, что я даже не знаю, от чего его теперь лечить будут — от шизофрении, или нервного истощения. Я понимаю, что об странностях должен начальству сообщать, да только как о таких странностях сообщить? Все официально, никакого криминала.

— Ясно. — Я встал, и прошелся по кабинету. Почему гном не стал ни о чем сообщать наверх очевидно — в провинциях никогда не стремятся общаться со столицей больше, чем положено. Все вопросы привыкли решать сами, а начальство лучше не трогать — себе дороже выйдет. Его можно понять, и, хотя в данном случае это ужасно некстати, даже не в чем толком обвинить. В любом случае, трения здешнего начальства со столичным меня не касаются. А вот то, как мэр относится к начальнику тюрьмы очень показательно. Что-то мне подсказывает, что у него есть о чем спросить.

— Конечно, вы правы, но в данном случае лучше было все-таки сообщить наверх. Дело в том, что бедняги явно чего-то боятся. Да и среди заключенных смертность резко подскочила. Начальник тюрьмы, вместо того, чтобы беспокоиться о безопасности подчиненных и преступников занимается неизвестно чем, шлет какие-то невнятные отчеты в столицу, а о том, что там творится в действительности, ни слова не пишет! Впрочем, не буду вас винить, это не мое дело. Вы, конечно, ничего не пытались выяснить самостоятельно?

— Нет, я — не пытался. Но некоторые жители любопытствовали. Только это бесполезно — солдаты молчат, как воды в рот набрали. Если бы им просто запретили рассказывать, все равно кто-то да проговорился бы по пьянке. Тут явно что-то другое. Вы попробуйте с аптекарем нашим поговорить, вон Ханыга проводит. Что-то там такое непонятное происходит, уж поверьте.

Я поблагодарил осторожного гнома, позвал Ханыгу, и отправился к аптекарю. Лавка его оказалась совсем не далеко, и уже через четверть часа, я пил горячий травяной чай с седеньким, лысоватым гоблином. Гоблин явно обрадовался нашему приходу, особенно — приходу Ханыги.

— Ох, ваша светлость, этот паршивец — сынок, мой младшенький, от младшей жены. Не пожелал, дурачок, традицию семейную поддержать, по государственной линии вот пошел. Совсем на отца плюнул, только и заходит, что по делу. — Укоризненно покачал головой аптекарь.

Ханыга в ответ что-то угрюмо пробормотал, про то, что долг родной стране надо отдавать, а аптекарей у них в семье и без него хватит. Чай, четыре брата только родных, да семнадцать сводных.

У гоблинов довольно забавный семейный уклад. Дело в том, что у этой расы очень плодовитые женщины. Они очень быстро, меньше, чем за полгода, вынашивают потомство, и рождается у них часто не по одному, а сразу по нескольку гоблинят. Если бы не одна проблема, гоблины давно стали бы самой многочисленно расой в мире. Конечно, они еще и одна из самых короткоживущих рас — пятидесятилетний гоблин — глубокий старик, и вообще — редкость. Чаще же они не доживают и до сорока. К тому же, в детстве гоблинята отличаются просто чудовищным любопытством, их интересует буквально все, и именно поэтому, детская смертность среди них очень велика. Некоторые, и повзрослев, продолжают совать свой нос, куда не следует, за что и страдают. К тому же родителям обычно трудно уследить за каждым из своего многочисленного выводка. Хотя эти факты не помешали бы им заселить весь мир, и, возможно, даже вытеснить другие расы. Но, как я уже говорил, есть одна проблема. А именно — если женщины-гоблины чрезвычайно плодовиты, то среди гоблинов — мужчин хорошо, если один из десяти способен завести потомство. И это при том, что мальчиков-гоблинов рождается примерно в два раза больше, чем девочек. Конечно, к моменту взросления численность их сравнивается. И потому семьи у них не такие, как у остальных рас. Во-первых, каждый небесплодный гоблин должен обзавестись гаремом. Он становится главой нового клана только по той причине, что может зачать ребенка. С ним вместе в новый клан переходят все его родные братья. Теперь они должны десятую часть своих заработков отдавать новому главе клана. Так же должны поступать и все его взрослые бесплодные сыновья. Это нужно для того, чтобы он мог содержать своих многочисленных жен. При этом, невозможность иметь детей для гоблина, не отменяет возможности для него семейного счастья — многие из жен главы клана женаты дважды — и второй раз уже на любимом мужчине. Подозреваю, что именно этот факт породил в государствах-соседях империи дикие слухи о повальных оргиях среди здешних жителей. За границами империи гоблинам запрещают селиться кланами где-то, кроме их родных болотистых лесов — чтобы не подрывали нравственность населения. Впрочем, насколько мне известно, слухи эти действительно небеспочвенны — но только в отношении гоблинов. Представителей других рас они на такие мероприятия, кажется, не приглашают. Меня не приглашали, по крайней мере.